Афис рассказывала, что все люди приходят из далекой степи, лежащей по ту сторону снов. Тот, кто рождается утром, приезжает на белом жеребце, кто рождается днем – на рыжем, а после заката детей привозит черная, как смола, кобылка с серебряными копытами и звездочками в густой гриве. Джейд каждый раз спрашивала – “А меня кто привез?” и получала неизменный ответ – “Огромный, сияющий жеребец, что чище воды да белее молока. Ты у нас утреннее дитя, мамке в руки с рассветом выскочила”. Но девочке казалось, что это нечестно – раз она выскочила с рассветом, значит, ее всю ночь должна была везти та черная лошадка со звездочками, а молочный жеребец только у самого дома мог подхватить. В ответ на это Афис посмеивалась и махала смуглой морщинистой рукой, от чего бусины и браслеты на ней издавали сухой, клацающий звук. Афис была стара. Так стара, что помнила времена, когда на месте здешних холмов и лесов плескалось море. На ее шее до сих пор висел переливчатый, сине-голубой камушек, выброшенный волнами с самой глубины. Он очень нравился Джейд, потому что умел говорить. Девочка сама видела, как Древнейшая, сняв бусины и развязав длинные золотистые юбки, прикладывала его то к уху, то ко рту, и они подолгу шепталась. “Что камушек сказал?” – спрашивала малышка, выглядывая из-под полога своей колыбели. ”Одну тайну”, - отвечала Афис. “А какую тайну?” – “Морскую ” – “А какая она, морская?” – “Синяя-пресиняя, большая-пребольшая, глубокая-преглубокая”. Афис любила давать не те ответы и отгадки, которые совсем не подходили к загадкам.
читать дальше
Моря Джейд не видела. Оно представлялось ей чем-то вроде вязаного темно-синего покрывала. А зеленая шаль с лимонной вышивкой, висящая на спинке кресла, должно быть, походила на Великую степь. Её-то девочка знала. Пока, правда, лишь через сны. Там же, во снах, Джейд впервые сталкивалась с самыми разными и необычными вещами – с солнцем, луной, речкой, с лошадьми и травой.
В темной комнатушке она была с Древнейшей всегда и ни разу не выходила за высокий, ступенчатый порог. Раньше с ними жила и Мама. Джейд помнила её запах, теплое, мягкое тело, в которое было уютно тыкаться, горячие руки. Маме и сейчас следовало быть здесь, но там, в Большом Мире, что-то случилось. И Маме пришлось уйти. Джейд ничего не помнила об этом. Только иногда, по ночам, ей снился колючий грязно-белый шар, который подкатывался так близко, что она горлом чувствовала холодок, идущий от длинных игл. Шар был изо льда, и во сне девочка знала об этом, но, проснувшись, тут же забывала. Как и множество её прапрапра, она никогда не видела лед, не слышала о нем, а, значит, не могла удержать его образ. Но холодок у горла оставался.
В тот вечер Афис как всегда погасила свечи, оставив себе лишь маленький огарок, достала нитки и завела одну из своих песен без слов. Колыбелька мерно поскрипывала, а Джейд, незаметно для себя, сунула пальцы за щеку. Древнейшая не глядя послюнявила кончик нити и вытянула ее из клубка.
-Афис! Кровь! – на ладошке у девочки лежал окровавленный молочный зуб.
-А? Дай-ка взгляну – старуха протянула свои костлявые пальцы, повертела влажный зубик, понюхала его, лизнула кончиком языка и, довольная, убрала в сундучок, - Ну, вот и славно! Вот ты и дозрела! Ох, наворотим дел!
-До чего дозрела?
Но Афис уже суетилась, не слушая подопечную. Нужно было сообщить Семье и подготовить все к обряду. Раньше, когда детские клети строились далеко в степи, весть могла идти к дому целую ночь, теперь же достаточно было дернуть за шнур колокола. Наверху, в еще незнакомом доме, глухой звук налитой меди вызвал почти панику. Казалось, никто не был готов, хотя, Инот целые дни проводила в библиотеке, подбирая для внучки картинки и книги, Требор высчитывал, кончится ли к появлению малышки ливневый год, а Эстер каждую ночь, расплетая у огня тяжелую косу, просила хранителей сделать огонь свечей как можно жарче, дабы ее дочь поскорее подросла, дозрела и присоединилась к Семье.
-Ох, не к добру это, когда ребенок приходит на закате, не к добру, - вздыхала Инот, разглаживая ленточки на маленьком, заранее подготовленном платьице – первой взрослой одежде Джейд.
-Мама, перестань, - отмахнулась Эстер, - она ж не прямо в сей миг явится! Ночь будет долгой и темной, дабы нам успеть подготовить дом . А сам обряд проведем на рассвете.
-Это уже как Древнейшая скажет! Не то глядишь – приведет девочку в полночь.
Инот почти не помнила, как проходило посвящение Эстер, и чувствовала легкую дрожь в тонких, еще моложавых пальцах. Ее дочь только передернула плечами и поспешила на кухню – варить домовому духу лакомство из пшеницы, меда и молока. Она была первой матерью за долгое время, которая покинула клеть, едва у ребенка прорезались зубки: после ухода мужа кто-то должен был стать главой дома. Однако теперь тревоги позади. Разумеется, Древнейшая позаботилась о малышке, и все пройдет наилучшим образом, да пребудут с ними хранители!
К рассвету Афис напоила воспитанницу приторным травяным отваром, обвязала целой сетью хитрых узелков, укутала в плащ и, наговаривая что-то себе под нос, впервые вывела из подвальной клети наверх, в пределы дома. Джейд неловко топала, цепляясь рукой за ее длинные юбки. От обилия незнакомых запахов, силуэтов, а может из-за трав, девочку клонило в сон и слегка подташнивало. Сначала они поднимались по лестнице, затем блуждали по длинным, скрипучим коридорам. В доме было тихо. Светильники заранее пригасили, чтобы яркий свет не ослепил старуху и дитя, пробывших в полутьме долгое время. Чем ближе они подходили к центральной части дома, тем свежее становился воздух, оставляя сладковатую духоту (смесь влаги, жара и благовоний) скрученным закоулкам. Повеяло прохладой, запахом мяты и свежескошенной травы – аккуратно связанные пучки висели по углам, над каждой дверью и на зеркалах, отпугивая мелких злых духов. Наконец Афис ввела воспитанницу в просторную залу и велела встать в круг, выложенный на полу янтарем и темными, незнакомыми девочке камнями.
-Погляди-ка, родня! Ветрами, степями, солнцем да реками гостью в дом принесло! – завела Древнейшая песнь, неизменную с тех самых пор, как первая женщина степного племени разрешилась от своего бремя в густых зарослях трав.
-Неужто принесло? Разве мы кого ждали? – ответствовала Инот, до селе сидевшая у окна за столом и делавшая вид, что не замечает ни старухи, ни ребенка, ни священного круга.
-Не ждали, матушка, - качала головой Эстер, едва оторвавшись от вязания, - Разве мы кого ждали?
-Не ждали, дочь моя, - мрачно отвечал Требор, и голос его выбивался из круга, где один и тот же вопрос звучал вновь и вновь. За всю жизнь в доме жены мужчина так и не свыкся с долгими и бессмысленными на его взгляд обрядами, однако занял в них свое место, как и требовала семья.
-Погляди-ка, родня, а знаемо ль, откуда гостья наша, что за роду-племени? – продолжала Древнейшая. И родня собиралась у самого круга: Требор, затянутый широким ремнем, Эстер с растрепанными волосами, Инот в шуршащем платье и тысячи тысяч незримых, кто был перед ними, кто был после них, кто желал увидеть свою преемницу и свою через-миллион-восходов-пра. Для Джейд все они, жившие здесь и не-здесь слились в жемчужном сиянии рассвета, проникающего сквозь плотные шторы. Вопросы-ответы сыпались друг за другом, пока хор множества голосов не вывел:
-Расскажи сама, чужеземная гостья, а родня поглядит, а поглядит, а родня поглядит…
Повисла тишина. Инот приветливо улыбалась внучке, большая женщина глядела на дочь с легкой тревогой. Афис уже была готова повторить вопрос – видно, малышка забылась, но вот девочка заговорила в тон другим, нараспев, сама не слишком понимая слова, однако шли они будто не из одурманенной головы, а глубже, из самого сердца, да не ее, а того, что билось у первого подросшего дитя.
-Создана я Огнем Небесным, создана я огнем небесным, создана я огнем небесным. Вскормлена я Великой Степью, Вскормлена я Огнем Земным. Рождена я Женщиной Рода, в доме на Холме. Вскормлена я Древнейшей Земли да благословенна Древнейшей Небес и многими мужами до и после меня.
-Аааах! – выдохнула семья. Дыхание ее пронеслось по кругу и загасило светильники.
-Здравствуй, дочь моя, - приветствовала Афис.
-Здравствуй дочь моя, - повторила Инот.
-Здравствуй, дочь моя, - кивнул Требор.
-Здравствуй, дочь моя! – воскликнула Эстер.
Домовой дух неслышно пробрался в комнату, раскинул шторы и отворил высокие окна. Одним движением Древнейшая разорвала круг, и Джейд, потерянная, почти ослепленная, рухнула в объятья матери, бабки, деда и тех, кто пожелал коснуться ее перед возвращением в небесные святилища. Эстер ловкими движениями скинула с девочки младенческую рубашонку и одела в короткое платье. Инот обвязала волосы лентой, а Требор, едва касаясь внучки, натянул на пухлые ножки сделанные им самим башмачки. Затем семья принесла положенные дары Афис, а новоявленную дочку отнесли в спальню – до завтрака ей следовало проспать, приходя в себя после долгого, но радостного обряда и принимая во сне благословения хранителей, что сходили к сыновьям и дочерям своего излюбленного рода.